← Пустырь
– Ты когда-нибудь говорил с предками? Во снах, например.
– Нет, но я и не хотел бы, – вздохнул  серый кот, придерживая дрозда за крыло. – Уверен, мои предки были такими же придурками, как отец. А ты? Видела кого-нибудь?
С беседой время проходило немного быстрее, и желтоглазый был готов потратить немного сил на лёгкую беседу, только бы поскорее завалиться где-нибудь спать дальше. Вот они уже у норы Коди, по крайней мере одной из них. Только у входа их ждал сюрприз, который заставил крылатого вздрогнуть всем телом, чуть не выронив птицу, – изворотливая подружка живущего здесь бродяги вылезла наружу и напугала безымянного.
– Фу, [___]! – отстранился серый кот. – Дрозда я тебе не дам, ишь... Угх, аж до костей пробирает.
К Хвостик – змее-подруге Коди – у златоглазки была личная неприязнь. К сожалению, от самой змейки это не зависело – просто так оказалось, что бывшему крылатому в принципе не нравилось всё, что напоминало ему о прошлом имени. Змей.
– Коди, ты дома? Твоей подружке не пора в спячку? – погромче сказал серый бродяга, стараясь сохранять расстояние между ним и хладнокровной.

Мышеловка только вздыхает и краем глаза смотрит на морду Змея, наполовину закрытую смоляно-черными перьями дрозда. Про самое важное тот всегда молчит.

Значит, не надо его и торопить. Мышеловка настойчивая – рано или поздно она своего добьется.

– У тебя есть причины на них злиться, – уставившись себе под лапы, тихо говорит Мышеловка.

В самые страшные моменты ей тоже кажется, что предки оставили их умирать. Она тоже сначала злилась: как могли Звезды, со всей их мудростью и силой, допустить подобное! Просто Мышеловка не умеет подолгу кипеть. Сейчас она смотрит на происходящее куда более трезвым взглядом: раз уж на ее долю выпали испытания… Нужно успокоиться и ждать. Как только перед ней появится лазейка, как только перед Мышеловкой откроется хоть малейшая возможность что-то изменить – она ее не упустит.

– Мне жаль, – говорит Мышеловка. Она почти уверена, что Змей снова ее проигнорирует. Ничего, у нее еще много времени.

Предки всегда были для крылатых опорой и защитой; теми, кто останутся с тобой до конца – даже если другие предадут, оставят, исчезнут, Звезды не перестанут светить. Это больно, наверное – разочароваться в своем последнем пристанище. Теперь Змею не в кого (некому?) верить и не на кого надеяться, кроме себя. Самое страшное из всех одиночеств… Мышеловка думает: было бы здорово, поверь Змей хотя бы в нее.

– Я… не уверена. Не помню, что я видела. Но я бы хотела поговорить с предками… Иногда я не знаю, что со всем этим делать. Или думаю, что все уже потеряно… От этого бывает страшно. Мне было бы спокойнее, если бы я знала, что кто-то по-прежнему на моей стороне, понимаешь?

Мышеловка редко позволяет себе такие мысли. Страх делает воина слабым.

– Ужасно остаться одному во всем этом.

А змея Коди и правда жуткая. Мышеловка каждый раз вздрагивает, как видит ее поблизости.

– Только Коди этого не говори, – улыбается Мышеловка. – Я более чем уверена. Что, выбирая между нами тремя, он предпочтет общество своей змеи.

Ветер тихо шуршит листьями кустов… ветер ли? Мышеловка чувствует, как мгновенно напрягаются мышцы.

– Мне показалось, что здесь кто-то есть, – выдыхает она.

Если предатели наконец наши их… это будет конец.

— Ах, Коди, привее~ет...
Темно-серый кот осмотрел своего знакомого. Он сам растерялся от того, как растерялся Коди. После пары секунд бывший небесный продолжил.
— А мы в гости. Мышеловка мне все уши прожужжала про то, как она соскучилась по твоей внимательной мордашке, — решил честно соврать крылатый. Уже хотел попросить, можно ли им зайти, но спутница как-то внезапно насторожилась.
— Коди, ты ждал кого-то, помимо нас? — безымянный кот осмотрелся и попытался унюхать что-нибудь.

Коди превращает Змея в колючего ежа. Или он всегда такой, просто для Мышеловки особенный?

– Перестань, ты его смущаешь, – улыбается она. – Коди, не обращай на него внимания… Мы просто хотели разделить с тобой добычу. Ты же не будешь против? В качестве благодарности.

По пути к жилищу Коди Мышеловке удается собрать немного паутины. Она лапой пододвигает к нему клубок.

– Тут совсем немного, но это тоже для тебя … Тем более, что я все равно не смогла нормально ей воспользоваться. Едва остановила кровь сегодня, – смущенно признается Мышеловка. – У тебя намного больше таланта. Мы бы не выжили, если бы тебя не было рядом.

Конечно, Звезды не допустят для своих детей такой смерти: в изгнании, на землях бродяг, от ран, нанесенных лапой соплеменника. Но за территориями племен предки теряют силы, и без помощи Коди все могло закончиться куда хуже. Поэтому Мышеловка рада, что он оказался рядом.

Только едва ли тот останется, если в засаде их действительно ждет боевой отряд.

Но вместо врагов из кустов с шуршанием выходит кот. У него ухоженная яркая шерсть; солнечные лучи отражаются от нее языками пламени. Если не присматриваться, он даже сошел бы за крылатого: среди них много пятнистых. Может быть, таким был сам Путеводная Звезда.

Незнакомец не показывает ни страха, ни агрессии. Даже наоборот – любезно представляется…. До этого Мышеловка думала, что все бродяги – грязные неотесанные создания, но прямо сейчас они нравятся ей в разы больше бывших соплеменников. По крайней мере, бродягам нечего предавать.

– Здравствуй, – напряженно улыбается Мышеловка. Они ведь не могут быть уверены в его намерениях. У него, этого Сола, интересный взгляд: долгий, въедливый и прямой, будто Коди со Змеем здесь нет вовсе. Обычно при знакомстве смотрят на всех попеременно… Правила приличия предполагают лишь одно исключение – когда среди присутствующих есть предводитель. В таком случае всегда говорят только с ним.

Отвести глаза было бы проявлением слабости. Неуверенности, недопустимой при встрече с незнакомцем. Так что Мышеловка уверенно встречает взгляд Сола, жгучий и настойчивый. В конце концов, она потомок величайших котов этого леса. Ей нечего бояться или стыдиться.

Представляются обычно тоже сами. Но Коди такой застенчивый, а Змей и вовсе не любит разговаривать – Мышеловка только рада им помочь. Ей вовсе не сложно.

– Я Мышеловка, а это Коди и… наш друг, который предпочитает рассказывать о себе самостоятельно. Доброй тебе охоты в этих краях, Сол. Мы сами не отсюда. Там, – Мышеловка кивает головой в сторону границ, – Начинаются территории племен. Мы пришли из Небесного.

Лучшего. Величайшего. Говорить подобное было бы неуместно, так что в детали Мышеловка не вдается. Скромность идет лапа об лапу с благородством и лишь приумножает величие – истина для многих неочевидная, но оттого не менее верная. Стоит позволить другим самостоятльно делать нужные выводы.

К тому же, их племя не просто так зовется Небесным. Глупо думать, что все дело в навыке охоты на птиц и высоких прыжках… Небо с древних времен считается символом другого мира, вершины, для других котов недостижимой. Мышеловка не уверена, известно ли это одиночкам; но в том, что Сол это увидит, она не сомневается.

Можно лишить их дома, а вот крыльев – никогда.

— Племён? Значит их несколько? Вы самое главное выходит? Ближе к Небу, ближе к, ну, вашим Богам? Я правильно понимаю? — он краем уха слышал по пути сюда про какие-то группировки, многие коты жили стаями — это его не удивляло. Знать кому здесь какой клочок земли принадлежит будет не лишним: закончить свою жизнь по глупости зайдя туда, куда не следовало не входило в его планы.

— Вы уж извините, возможно это не моё дело… Я совсем не знаю здешних порядков, а у вас здесь, возможно, так заведено, но если территории племенных там, почему же вы здесь? — не удержавшись спросил Йотли, понимая, что это не самый скромный вопрос к первым встречным. «Или здесь членам общины… то есть, племени можно гулять, где вздумается?» В его общине отлучки тщательно контролировались: приходилось идти на различные уловки, чтобы урвать хотя бы немного свободы. Ему частенько помогали его друзья… Ну, как помогали… разве у них был выбор? Тогда Йотли верил в их преданность, но, похоже, они были с ним больше из-за его статуса. Может, и он в чём-то пользовался ими, но в этом-то как раз не было ничего такого — это естественный порядок вещей. Они должны были ему подчиняться, как сыну лидера… Как тому, кто однажды займёт его место. «И занял бы. Если бы не эти жалкие ничтожные предатели… Будь они прокляты все до последнего! Пусть проклятие достигает неба и милостивые Боги обратят на их лживые языки и предательские глаза свою ненависть», — он молился об этом с тысячу раз, но ещё один точно не повредит.

Собственные воспоминания натолкнули его на достаточно смелую догадку. «Быть может, они тоже… изгнанники?» — но эту мысль он решил пока что не озвучивать вслух. Йотли по себе знал, как сложно примириться с подобным, как это уязвляет, даже спустя время и как прошлое настигает, неважно как далеко ты сейчас от родного дома. И хотя шрамы зажили и больше не досаждали ему, почти незаметные под шерстью, воспоминания жгли не хуже, чем когти отца. «Бывшего отца», — мысленно поправил Йотли сам себя.

— Мышеловка? Красивое имя… но та, кто его носит, ещё красивее, — чем дальше Йотли уходил от родных мест, тем чаще ему встречались подобные имена. На его вкус, они и на имена-то мало походили, но больше не вызывали удивление, однако, чего уж там, до сих пор изредка забавляли. Но такую уверенную и красивую кошку даже странное имя не портило. Она носила его с гордостью, как на его родине носили куда более… благозвучные имена.

«Мышеловка да Хвостик — какая славная парочка… Хм, может они и есть? Это объясняет, хах, неприветливость этого серого… Интересно, за что его так отделали?»

— Ой, вы парочка, что ли? Мне так неловко, ха-ха, — весело предположил Йотли, не выглядя ни напуганным, ни пристыженным. Будь она свободна, он обязательно попытал бы удачу. Эта Мышеловка была бы славным любовным трофеем, но кроме неё в мире ещё столько кошек, и если эта норка уже кем-то занята, Йотли не собирался рисковать своей шкурой ради кратковременного удовольствия. — Твоя красотка-подружка поймала тебя за хвостик, словно мышку, да, Хвостик? Тебе повезло! Похоже, ты любимчик Богов… Ой, — он прикусил язык. — Или кому вы молитесь в этих землях?

Сол любил задавать вопросы, а Мышеловке, наверное, нравилось отвечать. Может, она была рада похвастаться своими истоками перед кем-то? Как знать. Любопытство бродяги раздражало, но ничего поделать серый не мог. Одно дело — шутить над незнакомцем, другое дело — прогнать его на глазах дружелюбной подруги.

— Нет, ты запутался, приятель. Хвостик - так её зовут, — одиночка махнул хвостом в сторону змеи, — не меня. Спасибо, что подыграла, Мыша.

Звать гордую крылатую милым прозвищем — очень рискованный ход. Прозвища — удел бродяг и чужеземцев, но, в конце концов, чем они сами теперь не бродяги? В словах безымянного не было злого умысла, но в итоге Мышеловке решать, воспринимать это оскорблением или актом дружбы.

— Мыша права, мы не встречаемся. Наша связь гораздо глубже, и встречаться — точно не то слово, которое подходит, чтобы ее описать... Я бы сравнил это с... Ах, забудь. Я сдаюсь. Пойду поем.

Желтоглазый бродяга устало вздохнул и побрел со своей мышью ко входу в нору, усевшись в паре лисьих хвостов от собеседников, и принялся грызть лапу пойманной Мышеловкой полёвки. Его запас сил, который он хранил в себе на случай внезапных социальных взаимодействий, полностью иссяк после двух шуток над одним Солом.

Успокойся. Дыши глубже. Молчи и улыбайся.

А потом: нельзя устраивать скандал при посторонних.

Мысли Мышеловки похожи на молитву к самой себе. Вежливая улыбка застывает у нее на морде ледяной коркой – того и гляди пойдет трещинами от очередного грубого движения. 

Неужели Змей не понимает, как ей тяжело? Неужели ему обязательно все портить? Конечно, Змей прав, что чужакам нельзя доверять. Можно понять, чем именно ему не угодили красивые мужчины с известными намерениями. Но вести себя так… так…

Говорят, любовь слепа. На взгляд Мышеловки, она скорее непроходимо тупа. 

Фу, как грубо. Мышеловка никогда бы так не подумала, если бы не Змей, пустой желудок и больная лапа. Она бы сказала: немного неразумна. 

Даже если теперь они живут, как бездомные, это ведь не повод забывать о воспитании. 

На небо мягким туманом опускаются сумерки.

– Моего спутника и в самом деле не всегда понимают правильно, – говорит Мышеловка. Хорошо, что Сол не кинулся в драку: может быть, его удержало их численное превосходство. – Но время и в самом деле позднее, мы как раз собирались разделить пищу. Может быть, присоединишься к нам? 

Мама говорила: врагов нужно держать так близко, чтобы между вами мышка не смогла пробежать. Она, конечно, имела в виду битвы, но… Мама, при всем уважении, всегда была женщиной очень умной. Только вот не мудрой. Иначе она говорила бы так не только про битвы. 

От Сола, о присутствии которого Мышеловка знает, ей вреда многим меньше, чем от него же скрывающегося. 

Половину дрозда она оставляет для Коди. Тот общаться, как обычно, не намерен. 

– Думаю, ты можешь взять оставшуюся половину, – застенчиво улыбается Мышеловка. – Я уже успела поесть во время охоты. 

Живот разве что не сводит от голода. Нужно было лучше охотиться – может, сейчас бы сидела сытая, а не роняла слюни на добычу, с которой пришлось расстаться. 

Отведи взгляд. Сытые чужих птиц глазами не пожирают.

– Что такое боги? – наконец, задает вопрос Мышеловка. Если отвести взгляд вбок… или сосредоточиться на глазах Сола – такие красивые глаза, в темноте – будто две расплавленные  капли золота… Если сосредоточиться, то не думать о пустом желудке становится совсем просто. – В Звездное племя попадают все достойные коты после смерти… Коты с наших земель, конечно же. Те, кто жил в племени и следовал воле предков. После смерти их ждет сытая счастливая жизнь в Звездных угодьях. А тех, кто прожил свою жизнь недостойно… Они отправляются в Сумрачный Лес, где никогда не восходит солнце и которого не достигает свет луны и звезд. 

– Так что твоя знакомая ошиблась. Новые звезды зажигаются на небе, когда кто-то умирает. 

Мышеловка надеется, что ее семья счастлива на землях предков. И что Сол со Змеем, наконец, оставят эту дурацкую тему! 

– Мы последнее, что осталось от Небесного племени, – мягко говорит Мышеловка. Раз уж Сол так много знает… – Наши семьи убиты, и кроме друг друга у нас никого нет. Так что наша связь действительно в каком-то смысле особенная. Решай сам, можно ли считать это благословением.

— Своеобразная у него манера общения, хах… Твой друг, кстати, так и не представился, — если ему охота выставлять себя на посмешище — пускай, но Йотли не в диком лесу родился, он собирался быть дружелюбным и вежливым насколько хватит терпения. Судя по всему, надолго его не хватит, если этот не представляющий из себя ничего особенного оборванец продолжит в том же хамски-безразличном духе. Он сдерживался только из-за присутствия Мышеловки. — Вы так не похожи. И как часто он… такой?

Этот загадочный ревнивец сам виноват: так старательно демонстрирует то, насколько ему неприятно чужое присутствие… Раз так настаивает — Йотли не будет спешить.

— Благодарю за гостеприимство, — кот не стал отказываться от предложения кошки разделить с ней пищу. Дают — бери, тем более, что последние дни с охотой что-то не очень везло.

— Боги — это создатели всего сущего. — начал Йотли. — Они присматривают за котами с неба, им ведомы судьбы всех живущих, к ним обращаются и в хорошие времена — чтобы отблагодарить, и в час нужды — чтобы они помогли своей мудростью. В моей общине Боги выбирали из числа наиболее достойных своих последователей тех, кто станут, ну, как бы их продолжением, здесь, на земле. Мой Отец был одним из таких, а мне эта честь должна была передаться от него… Но если кот ведёт неправедную жизнь, он попадает в ад и там принимает на себя муки за все свои прегрешения. В раю же есть всё, о чем можно желать. Ну, естественно, далеко не каждый туда попадёт — это надо заслужить.

Не так складно и увлекательно, как это получалось у его отца, но сейчас Йотли, всё больше одолеваемый усталостью, не чувствовал себя способным на нечто большее.

Несмотря на странно-глуповатые названия в её рассказе обнаружилось много знакомого ему по собственной вере. Это было довольно любопытно… Он подумал, что надо бы позже расспросить её о других племенах.

— Я… сочувствую твоим утратам, Мышеловка, — от чужих слов внутри него поднялись воспоминания, отдающие горечью на языке. У них по крайней мере была хоть какая-то надежда на возвращение. Он даже и не мыслил ни о чём подобном. Бесплодная затея… Все, на кого он мог бы надеяться, остались там. Тем более теперь, когда он ушёл так далеко, что всё случившееся иногда казалось ему дурным сном или одной из выдумок, которыми он потчевал встречающихся в дороге спутников, что толку ему возвращаться? — У нас считалось, что… высшие силы ничего не делают просто так. Возможно, Предки так испытывают тебя?

– Наши семьи убиты, и кроме друг друга у нас никого нет. Так что наша связь действительно в каком-то смысле особенная. Решай сам, можно ли считать это благословением.

На месте Мышеловки Йотли не считал бы это благословением. Скорее уж проклятием. Быть связанным с кем-то настолько… настолько… от бессильного раздражения он даже не мог подобрать слов. К счастью, её малоприятный особенный спутник удалился на охоту. Что ж, пусть охотится со всем старанием… и подольше. 

— Может, нам тоже пройтись? Вы уже здесь освоились? Знаешь какие-нибудь интересные места?

Можно наведаться в деревню: обычно рядом с людьми всегда водилась пища. Это должно быть поинтереснее охоты на птиц и костлявых мышей. Всё что угодно — лишь бы хоть ненадолго выйти из этого чёртового леса…

[ -> Небольшое болото ]

   Нагито шёл, сгибаясь под весом Саранчишки и здоровенного кролика, и в голове у него роились какие-то тяжёлые мысли, которые очень скоро заставили голову опустеть, оставив только усталость. Котёнок начал говорить ему что-то резкое, и пятнистый невольно прижал уши, слушая, как ему говорят, что он не нужен. Что он — игрушка, противный и в целом просто скучный неудачник.

   И самое страшное — то, что приходится отвечать правду.

   — Я знаю.

   Больше Полынь не сказал ничего. Даже не обмолвился о том, что взял себе новое имя, не связанное с Крылатым прошлым. Просто выпустил Саранчишку на землю, как тот и просил, и повёл его дальше за собой. А дойдя до лагеря, положил кролика чуть поодаль и ушёл куда-то в угол убежища, улёгшись и постаравшись сделаться как можно более незаметным, лишь бы к нему больше никто не приставал.

    Только бы дали немного отдохнуть, только бы дали чуть-чуть помечать, вспомнить Асами, её звонкий смех и улыбку, вспомнить время, когда он, пусть и был скован гнётом собственного происхождения, но он был нужен. Нужен сестре, нужен своей возлюбленной...

  А был ли я ей вообще нужен?.. может быть, Звёзды просто решили посмеяться надо мной... послали мне её, а потом забрали, не сказав даже, где её найти...

   Как же Звёзды жестоки.

Подпись автора

когда последний луч растает над землёй
глаза свои открой.

<— Небольшое болото

Мар молчалив, но на обратном пути у него и нет иного собеседника, нежели собственные мысли, стремящиеся утопить его лапы в снегу, утянуть его глубоко под землю и заставить исчезнуть, растворившись в небытии. Его мысли — стая черных птиц. То с криком они бросаются, впиваясь изогнутыми когтями в светлую шерсть кота, метят в его морду в стремлении выклевать глаза, то замирают в ожидании лучшего момента для нападения.
Мар помнит каждый свой просчет. Он прокручивает его в голове из раза в раз. И строит воздушные стены из планов того, как мог бы он предотвратить очередные ошибки.
Этого достаточно, чтобы занять его голову до самого возвращения в укрытый средь деревьев небольшой лагерь изгнанников. Там он должен будет вернуться к построению стен более реальных и надежных, покуда старые были разрушены, сожжены практически до тла.

Он ступает внутрь, очерчивает окружение внимательным взглядом, убеждаясь, что не длительное его отсутствие не смогло внести элемент смуты в их жизнь. И лагерь отвечает ему спокойствием и тишиной. В окружении он не видит ни долговязой фигуры Полыни, ни маленького темного Саранчишку, но все же по следу-запаху, оставленному ими, Крылатый может точно сказать, что они уже вернулись.
И то было главным.
Мар проследовал к куче с добычей, чтобы бросить туда свою мышь, с неудовольствием отмечая, что пойманного им недостаточно, чтобы в полной мере прокормить всех. С таким замечанием изгнанник щурит глаза и сдерживается от того, чтобы позволить секундному самоуничижению обрести более четкую для реальности форму. Он делает шаг прочь.
И легко может предположить, куда делся бесхвостый сорванец: что-то подсказывает ему, что юнец не стал бы бросать все и искать себе новое укрытие после произошедшего.
Или Мар просто хочет в это верить.
Потому что Мару нужны порядок и стабильность: так, Саранчишка всегда должен возвращаться в их палатку.

И когда Мар, нагибаясь, чтобы не задеть макушкой свод, забирается в их нору, он не может не почувствовать облегчение от понмания, что все было... на месте. И небольшой котик, лежащий в полумраке, навевал палевому коту чувство "дома".
Может, будь условия иными, будь все, как тогда, наблюдая за тем, как юнец вцепился в пташку, палевый кот мог бы даже простить его. Будучи Крылатым, он порой считал себя выше того, чтобы учить лишний раз манерам тех, кто был так далеко от звезд, лишний раз толкать их к чему-то большему — он был снисходителен, он смотрел на них свысока: как нельзя винить крысу за то, что она роется в гнили, лишь потому что она крыса, так и тех, кто не принадлежал к роду Крылатых нельзя было винить в необразованности, грубости, непонятливости.
Мар знал, что отступал от этого в последнее время слишком часто. Знал, когда пытался поставить на место бродячего травника, знал, когда лишний раз отдавал указы Саранчишке, когда требовал послушания и хорошего поведения от него.
В его голове все смешалось. Ведь тех Крылатых, которых он знал, практически не осталось, но старые привычки и взгляды, стремление восстановить в окружении нечто знакомое оставались с наследником навсегда.
— Отложи птицу в сторону. До самого рассвета тебе запрещено притрагиваться к еде, — он потому был холоден и сдержан, подходя к темному котику.
Его высокая фигура преградила выход. Сбежать сейчас было бы проблематично.
Конечно, Мару было невдомек, что эта птица — поимка самого юнца, для него это лишь дичь из кучи, которую Саранчишка прихватил себе на обед.
Он ее не заслужил.
— Сам назовешь, в чем провинился, или же тебе необходимы очередные объяснения? — смерив котика прохладным взглядом, палевый надеялся, что тот решит просить прощения по-хорошему.

Отредактировано Мар (2023-01-27 22:55:58)

Подпись автора

Hear, The sound of violence It's a beat that Makes us dance

Light up with voices Screaming your choices All that was lost just To keep you from harm

   Саранчишка думал о потерянном доме. Не мог не думать. Этим днём слишком многое напомнило ему о том, как он слаб и далёк от того, чтобы вернуть Небесное племя тем, у кого оно было отобрано. И, более того, Саранчишке стало казаться, что Мар, Полынь и другие не так уж хотят вернуть его. Им будто бы неплохо и здесь, на этих землях. «Лучше бы я тогда, вместе с остальными котятами...»

   Знакомый звук шагов отвлёк его от мыслей. Он прянул ухом и фыркнул, не торопясь приветствовать заходящего Мара.
— Отложи птицу в сторону. До самого рассвета тебе запрещено притрагиваться к еде.
Саранчишка опустил потускневший взгляд на свою птицу, будто впервые увидел её. Он понял, что не чувствует желания бороться за неё. И даже бесполезность такой борьбы. Всё равно никто не поверит в то, что он сам её поймал.
— Да пожалуйста, не больно-то и хотелось, — буркнул Саранчишка и пнул лапой птичью тушку так, что она откатилась к выходу, где стоял Мар. Перья, согретые его телом пока он обнимал добычу, быстро станут холодными. Птица уже не будет такой вкусной, но желающие её съесть найдутся в любом случае.

— Сам назовешь, в чем провинился, или же тебе необходимы очередные объяснения?
Со вздохом Саранчишка закатил глаза. «Началось. Конечно же. Я опять во всём виноват. Иначе ведь и быть не может». Он почувствовал, что от закипающей злости и раздражения к морде приливает кровь.
— Дай-ка подумать. Я виноват в том, что не хочу позволять другим оскорблять крылатых. И в том, что не готов заискивать перед каждым встречным бродягой. Виноват в том, что не хочу стоять и мямлить как дурачок, пока меня высмеивают. В том, что я не трус, боящийся лишнее слово вякнуть или ударить кого-нибудь.
Саранчишка оскалился и упрямо посмотрел на Мара, который преградил ему путь к выходу. Ему очень хотелось выбраться из ставшей тесной палатки, и старший явно это предвидел.
— Всё? Иди жуй кролика со своим Полынью, он от радости расплачется, — огрызнулся Саранчишка, надеясь что после этого Мару станет настолько неприятно с ним общаться, что он потеряет само желание это делать.

Подпись автора

«Он сыплет снег подобно летящим вниз крылатым, и ниспадение его — как опускающаяся саранча»

Не следовало заглядывать Мару в глаза. Саранчишка опустил взгляд, сконцентрировав его на валяющейся в углу птичьей тушке. Он был хмур. Чувствовал, что неспособен выиграть против пронзительной ледяной голубизны. А Мар не планировал сдаваться и оставлять его в покое.

Он почувствовал движение Мара и резковато поднял взгляд — для того, чтобы несколько мгновений спустя быть схваченным за подбородок когтистой лапой. Саранчишке тут же захотелось вырваться, но острые когти заставили его замереть и не дёргаться. Никому не хочется в придачу к хвосту лишиться ещё и куска шкуры с морды. И, пусть эти потери никак не связаны, на миг Саранчишке показалось, что Мар хочет довершить то, что не успел сделать пожар. Глупая мысль, навеянная обидой. Стал бы Мар столько возиться с ним только ради того, чтобы поиздеваться и убить? И всё же...

— Я бы не стал ничего такого делать, если бы тебя не было рядом, — пробурчал он, водя взглядом по морде Мара в поисках места, где на него не будут смотреть суровые глаза. Слишком близко. Слишком давяще. — Ты бы меня защитил, я знал это.

Как и прежде, Саранчишка не считал себя виноватым. И взъерошился, стоило Мару упомянуть про кровь — она-то тут причем? — Саранчишка такой же крылатый, как остальные.

—...докажи мне хотя бы то, что твоя сила воли достаточно крепка, чтобы не ослушаться столь простого приказа.
Уловка. Саранчишка разглядел её. Он уже не маленький котёнок, которого можно обмануть чем-то вроде «не вылезай из палатки и вырастешь великим предводителем»
— Надеюсь, ты понял меня?

— Не-а. Сила воли крепче у того, кто способен думать своей головой, — он упрямо мотнул головой. — Взгляни на Полынь. Он подчиняется любому твоему приказу. И что же, он похож на кота с сильной волей? Брось.

«И вообще, я не считаю себя твоим подчиненным. Мы равны. Мы крылатые и должны вместе управлять Полынью и такими как он. Когда ты это поймёшь?»

— Кот, которого мы встретили, может быть полезен нам.
Саранчишка удивленно приподнял ушки. Он не задумывался о Половинке Головы как о ценном союзнике. И не мог понять, отчего Мар считает бродягу таковым. Но сама мысль несколько остудила юнца. Ему стало интересно.

— Что же в нём полезного? — мяукнул Саранчишка и поморщился от воспоминаний об изуродованной морде. — Он склочный, вредный, и к тому же у него всего одна половина головы целая. И не факт, что здоровая. Значит, он будет охотиться хуже, чем наши охотники и станет нам обузой.
Довольный собой, Саранчишка подобрал лапки и продолжил:
— Он придёт в лагерь и будет оскорблять крылатых. Назовёт тебя... как он там говорил? Вшивый пёс. Нам оно надо? Я бы лучше взгрел его хорошенько, если ещё встретимся.

Подпись автора

«Он сыплет снег подобно летящим вниз крылатым, и ниспадение его — как опускающаяся саранча»

Когти упираются в хрупкую шею котенка, достаточно рвануть вверх, чтобы сорвать голову с узких плеч, и они оба это знают. Как знают, что Мар ни за что этого не сделает сейчас.
Не с ним.
Слова Саранчишки заставляют палевого кота прищуриться, также замереть, не шевелясь, но следя за ускользающими точками средь янтарной радужки. Что вызывают они в мыслях, в чувствах кота? Это резонный вопрос. Мар прикусывает кончик языка, но черты его морды чуть даже смягчаются, словно бы юнцу удается найти ключик, чтобы не разбить лед, но растопить его, заставить пасть парой капель на холодный пол.
— Защищу.
Он признает это. Не может не признать. Если бы не застывшая маска, позволил бы себе даже легкую усмешку, но понимает — их разговор не окончен: позволить себе мягкость раньше времени, значит дать юнцу право действовать так и дальше.
И это значит позволить себе эмоциям взять верх. Мар осуждает себя за эту слабость тысячью голосов, звучащих из множества закаулков разума.
— Но ты должен знать, что я не всегда буду рядом. Ты должен уметь правильно оценивать ситуацию.
Нет, он не может признать за Саранчишку его правоту, пусть ему важно не разорвать эту цепь, что приковывает юнца к нему, важно видеть доверие за маской самоуверенной нахальности.
— Не-а. Сила воли крепче у того, кто способен думать своей головой.
Просчёт.
Холод снова покрывает ледяной корочкой бирюзу, и Мар давит юнца взглядом, когда он встает костью в горле, не желая подчиниться и идя наперекор... бросая ком грязи в сторону Полыни. Крылатый почти что едва морщится, но сурового выражения его морды достаточно, чтобы показать, что он не одобрил подобное высказывание в сторону соратника.
— Ты юн, Саранчишка, и тебе нужно еще многому научиться, — палевый кот едва заметно щурится, — Сила воли крепка у того, кто может преступить через свое "я", свои эмоции и желания и сделать так, как необходимо.
Светлые усы вздрагивают, и изгнанник наблюдает за переменами в эмоциях, которые демонстрирует ему воспитанник. Это всегда непросто. Неприятно признаваться.

Но оттенок заинтересованности во взгляде Саранчишки дарит даже крупицу спокойствия в вечную бурю души. А слова маленького забияки почти что поселяют смех, но только лишь заставляют Мара наконец немного смягчиться, сменить роль, позволить себе прикрыть глаза и допустить на мгновение на морду оттенок улыбки.
— Вот как, — откликается он в этот момент, после чего замолкает на миг, осмысляя слова Саранчишки.
— Подобное пренебрежение недопустимо, и в этом ты прав. Но ценность союзника определяется не только его характером, физической подготовкой, но и его навыками, а также готовностью сотрудничать, — Мар может спросить у себя, зачем он объясняет то котенку, но... но сдерживает от вопроса, почему-то обрывает, хочет видеть в стоящем напротив котике нечто большее.
— Он способен лечить. После того как мы остались без целителя, эта проблема унесла не одну жизнь наших соплеменников.

Подпись автора

Hear, The sound of violence It's a beat that Makes us dance

Light up with voices Screaming your choices All that was lost just To keep you from harm

— ...всё? Иди жуй кролика со своим Полынью, он от радости расплачется, — доносятся до Нагито слова Саранчишки, и большие уши слегка прижимаются к затылку, но не в испуге. Просто ему грустно от того, что малец прав — он бы сейчас всё отдал, лишь бы разделить с кем-то обед за дружеской беседой. У него и до этого было негусто с друзьями, а сейчас... часть из тех, с кем он общался, ушли и не вернутся больше никогда, а часть осталась в племени и вряд ли когда-нибудь увидят его, даже если захотят встретить его снова — а захотят ли? Поэтому он решает... убежать от проблемы.

   А как иначе, если он ничего не может сделать? Если он скажет хоть слово — его наверняка возненавидят ещё сильнее, а Полыни это совсем не нужно.

   Пятнистый бродяга разворачивается и уходит в лес, куда глаза глядят, подальше от их скромного лагеря, и через какое-то время своего путешествия натыкается на большой старый дуб, под корнями которого кто-то шевелился...

   Проверять страшно, но любопытство оказывается сильнее, и Нагито просовывает длинную морду внутрь, ожидая найти там какую-нибудь мелкую дичь по типу спрятавшейся землеройки, но находит там... котёнка. И вздрагивает всем телом, не ожидавший такого поворота событий.

   — П-прости... н-не хотел тебя беспокоить, — поджимает бродяга голову, надеясь, что одного извинения хватит, но если нет — он готов попросить прощения ещё раз.

Отредактировано Нагито (2023-02-27 19:45:44)

Подпись автора

когда последний луч растает над землёй
глаза свои открой.